Николай Коняев: Писатель — тот, кто раскрывает Божьи замыслы

Читатели «Благовеста» уже знакомы с творчеством этого самобытного писателя, В разное время мы публиковали его произведения. Николай Михайлович Коняев является председателем Православного общества писателей Санкт-Петербурга, созданного по благословению Владыки Иоанна (Снычева).

— Николай Михайлович, какой был смысл в создании общества православных писателей города на Неве?
— Смысл очень простой: помочь интеллигенции найти дорогу в свой родной дом — Русскую Православную Церковь.
Известно: если Господь хочет кого-то наказать, то прежде всего лишает его разума. Наверное, никто не был наказан так страшно, как русская интеллигенция. В начале века, увлекшись демонской гордыней Льва Толстого, часть интеллигенции бросилась создавать новые религиозные системы. Часть религиозных философов додумалась до того: что попыталась превратить в философскую категорию Самого Господа Бога. А другая часть интеллигенции вообще решила построить Царствие Небесное на Земле. Мы знаем, к чему это привело и как жестоко была покарана прежде всего сама русская интеллигенция. Но, оказалось, что эти кровавые уроки не пошли ей на пользу. Когда началась перестройка, многие представители интеллигенции начали поносить свою родину и Православие.
— С какими трудностями столкнулось православное возрождение в Санкт-Петербурге?
— Несмотря на то, что в нашем городе возрождено очень много православных храмов (в этом деятельность Владыки Иоанна нельзя переоценить), и все же Санкт-Петербург за эти годы стал столицей российского сектантства. Каждый десятый иеговист живет здесь: у нас очень развита сайентология. Как-то мне попалась газета, в которой говорилось, что по качеству методов работы с населением питерские сайентологи заняли первое место в мире. Даже среди христианских общественных организаций православные занимают далеко не первое место, их опередили организации протестантского толка. Уж не говоря о том, что есть сатанинские секты.
В конце 80-х — начале 90-х годов наша творческая интеллигенция сама пошла в секты и раскручивала их наподобие эстрадных звезд — на телевидении, в газетах. Ее безусловная вина в том, что она сумела заморочить народ. Именно она говорила, какой Запад хороший, какую он нам присылает гуманитарную помощь… Опять, как и в начале века, наша интеллигенция выступила проводником темных сил, противостоящих Богу, и сумела повести за собой значительную часть народа. И опять же сама за это поплатилась.
— От чего же это происходит, на ваш взгляд?
— Мне кажется, что мы все, и старые и молодые, образованные и необразованные, похожи сейчас на корабли, которые в плавании обросли ракушками. Раньше мы многие книги не могли прочитать сами и принимали на веру оценку, высказанную кем-то. Прошло время, мы разобрались, что тот, кто советовал, стоит на противоположных позициях, чем мы — но то мнение, воспринятое нами, осталось. Мы по-прежнему живем в мире полузнания.
Мы все говорим, что академик Лихачев — великий учетный, как он много сделал для страны. Это, конечно, так и есть. Но однажды я включаю телевизор — директор Пушкинского Дома Скатов говорит, что без Лихачева мы бы не знали древнерусской литературы. Если Скатов без Лихачева ее бы не знал, так и надо говорить. А вот многие, например, считают, что Лихачев сделал очень много, чтобы «Слово о законе и благодати» епископа Илариона как можно дольше не было опубликовано и не пришло к русскому читателю. То, что древнерусская литература была и без Лихачева — это же совершенно очевидно, но мы продолжаем жить в ложном постулате, кем-то вдолбленном нам.
Незадолго до юбилея Солженицына меня попросили написать статью о нем. Я когда-то писал о Солженицыне и легкомысленно согласился. Намеревался писать позитивную статью. Книги Солженицына в студенческие годы были прочитаны под одеялом. Помню, все тома «Архипелага ГУЛАГа» я прочитал за два дня, на которые мне их дали. Не было времени в чем-то разобраться, помню только, что было потрясение, и все. Когда я стал спокойно и внимательно его перечитывать, то обнаружил, что это совсем не то, о чем мы думали. Демонизм и гордыня, переходящие в разрушительный сатанизм, спрессованы в этих книгах. Они работают против Православия, а не наоборот.
В «Одном дне Ивана Денисовича» только один человек говорит о Боге — Алеша-баптист, больше никто. Эдакий «Алеша Карамазов», только протестантской ориентации. Это ведь не случайно. И становится понятно, почему во времена Хрущева эта повесть была поддержана и раскручена. Тогда же были гонения на Церковь. То, что говорит Алеша-баптист о Православии, сходилось с тем, что говорила хрущевская пропаганда. Православного писателя Волкова или Варлама Шаламова не раскручивали, а именно эту повесть. Пока мы не освободимся от своих пристрастий и иллюзий, которых у нас очень много, до тех пор мы не сможем правильно видеть и будем находиться в состоянии замороченности.
Я помню, в школе в 10 классе мы все с увлечением читали «Антимиры» Вознесенского. Сейчас я попытался перечитать — непонятно, что там может нравиться. Высшие силы у него «стояли за спиной, как ангелы или лакеи». Ангелы и лакеи у него — одно и то же! Это типичный ход: все, что есть высокого, перевести в низкий ряд и все запутать.
Вообще, формотворчество — это тупик. Когда в творчестве главным становится самовыражение, самость — это значит, мы вступаем в конкуренцию с Творцом, нам неинтересен тот мир, который создал Творец, мы этот мир не принимаем, мы только сами себя видим в этом мире. Проблема в том, чтобы не впасть в сотворчество, придумывать какой-то другой мир. Я в своей работе не вступаю в «сочинение» мира, в сотворчество Богу, а просто раскрываю Божьи замыслы, в их красоте и глубине, не придумывая и не додумывая их. Есть красота и неисчерпаемость Божьего мира. Как только он нам перестает нравиться, мы начинаем создавать свой мир — тут нас и подстерегает опасность. Конечно, мир советской империи был не самым лучшим. Но ненавидеть его с такой силой, как Александр Исаевич Солженицын, стремясь во что бы то ни стало не исправить, а уничтожить, сокрушить, разрушить все до основания — это и значит пытаться заниматься «сотворчеством Богу»7
Писатель должен постоянно находиться в трезвении. За каждое слово мы дадим ответ перед Богом. Словом можно ввести в грех и словом — спасти. Есть такая притча, как попали на тот свет писатель и бандит. Бандит горел в большом огне, а писатель в маленьком. Проходит время — у бандита костер все меньше, а у писателя — больше. Зло, которое заложено в книгах, продолжает разрушать и вводит в соблазн.
— Каково сегодня, на ваш взгляд, состояние православной словесности?
— Есть главная тема — спасения человеком собственной души: и все лучшие произведения нашей отечественной литературы — об этом. Даже в эти атеистические десятилетия у нас были православные авторы. Вот, например, Николай Рубцов — очень православный поэт, хотя он и не был воцерковленным человеком. Из современной литературы мне нравятся рассказы Крупина, у нас в Питере много поэтов — Ребров, Ефимовская, у вас в Самаре прекрасный поэт Владимир Осипов.
Сегодня нам скорее не хватает православной литературной критики, которая бы объясняла, что вот это произведение православное, а это — нет. Литература возникает, когда возникает в ней потребность, но потребность должна быть и обозначена как социальный заказ. Это и делает литературная критика. В нашей великой литературе 19 века Белинский, при всех его недостатках, сыграл значительную роль. Было от чего отталкиваться, на что опираться…
— Много сейчас у нас писателей, которые сознательно выступают против Православия?
— Очень много. И что я замечаю в последние годы: раньше преобладал такой общеинтеллигентский уровень уважения к Церкви как к части духовности, где было все — и буддизм, и восток. А сейчас, по мере того как Церковь укрепляется, влияние Ее на общество усиливается, растет резкое неприятие православия у тех людей, которые несколько лет назад относились к Церкви терпимо. Это практически вся литературы демократического направления. У нас есть писатель Михаил Чулаки, он возглавляет союз писателей Санкт-Петербурга. Он написал повесть — я смог прочитать только три страницы, там у него гнусная клевета на Святых Бориса и Глеба, откровенная, злобная хула… Писатель Гусев, председатель писательской московской организации, пишет в газете»Завтра», что нечего этим православным ограничивать свободу писательского творчества. Писатель волен писать то, что он хочет. У него есть некие «голоса», которые ему то-то нашептывают, он и пишет под их диктовку. Нам-то понятно, какие «голоса» ему нашептывают!.. Размежевание происходит пока по линии патриотизма, но я думаю, более активное и подлинное размежевание будет происходить по линии Православия.
— Как вам живется в Петербурге? Одни говорят, что там очень трудно жить в духовном отношении, другие — наоборот.
— Это тема не сегодняшнего дня — отношения Петербурга и России. Принято считать, что город построили на пустом месте, помните, у Пушкина: «На берегу пустынных волн». Но если чуть шагнуть в сторону… В черте нынешнего города — Ижора, где святой князь Александр Невский впервые одержал победу над силами тогдашнего НАТО — разгромил «крестный поход» шведов. С другой стороны в ста километрах — город Старая Ладога, которой в следующем году исполнится 1250 лет, это самая первая русская столица. На север от города — Валаамский монастырь. А с другой стороны Петербург — как бы и не русский город, созданный на отвоеванной Петром у шведов земле, хотя вокруг вся земля освящена нашими святынями. Но такой миф о нерусском городе продолжает создаваться, его поддерживали и советские начальники, и, естественно, демократы. Собчак любил говорить, что существует петербургская национальность. Но больше половины жителей Петербурга по статистике считают себя русскими православными людьми. Большую часть жизни я провел в Петербурге. Нет никакой петербургской национальности, которую пытаются нам навязать атеисты, те, в чьих руках пропаганда.

Людмила Белкина

02.06.2000